Авария на Чернобыльской АЭС, произошедшая 35 лет назад, считается самой крупной техногенной катастрофой в истории человечества. Спецоперацию по преодолению ее последствий сравнивают с войной. Как на фронт, в Чернобыль нескончаемым потоком везли со всех концов Советского Союза самых крепких мужчин. Как и на войне, там было все: коварный враг, героизм, бесшабашность, предательство и смерть. Накануне памятной даты ликвидаторы вспоминают о самой сложной командировке в жизни.

Аист обыкновенный, радиоактивный

Замкомандира танкового полка из Калинина (сейчас Тверь) Бориса Бриловича направили в Чернобыль через два месяца после аварии. Ему тогда был 41 год. От села Людиново в Гомельской области до АЭС — 30 километров по прямой. Здесь военные разбили палаточный лагерь: думали, тут безопасно.

"Там стоял столб с гнездом, — вспоминает Брилович. — В нем громко пищал аистенок — мать давно не появлялась, скорее всего, погибла. Приставили лестницу, сняли птенца, чтобы накормить. Поблизости случайно оказался химик-разведчик. Он поднес к его перышкам прибор. Стрелка показала 30 рентген. В ужасе отбросили птицу".

Максимальная доза для ликвидатора — 25 рентген. Тех, кто "схватил свой четвертак", — в госпиталь, потом домой.

Высокопоставленный военачальник, посетивший лагерь, пригрозил отдать Бриловича под трибунал, если подчиненные получат предельную дозу. Всех обязали носить пропитанное специальными растворами обмундирование, респираторы не снимали даже в лагере.

"В тридцатиградусную жару в них было очень тяжко", — отмечает ликвидатор.

Роботы ломались — отправили людей

За 25 дней авторота, с которой приехал Брилович, построила семь плотин на реках и ручьях, впадающих в Днепр, чтобы перекрыть зараженную воду.

Потом военных перебросили в Чернобыльский район — уже за восемь километров от АЭС. Туда же прибыли четыре инженерно-дорожных батальона, сформированные из запасников. В Чернобыле их называли "партизанами". Образовался полноценный полк. Одна только эта часть возвела около сорока дамб, некоторые — более 100 метров в длину.

"Другая работа, которую пришлось выполнять личному составу всех подразделений, была краткосрочной, но самой вредной", — продолжает Брилович.

Прежде чем накрыть поврежденный реактор саркофагом, надо было сбросить в него куски разрушенных урановых стержней, спекшихся с обломками графита и металлоконструкций.

"Первое время этим никто не занимался. Они валялись на крышах и были смертельно опасным источником радиации", — поясняет ликвидатор.

Попытка применить роботов — и отечественных, и иностранных — закончилась провалом. Они не могли преодолевать завалы, "спотыкались", падали с крыши, их микросхемы перегорали от излучения.

Эту задачу переложили на людей.

Свинец для партизан

"В стене, примыкающей к разрушенному реактору, взрывом проделали отверстие для сброса обломков, — рассказывает Брилович. — После этого радиация взлетела до запредельных двух тысяч рентген. В специальном защитном костюме, увешанный кучей приборов, первым на крышу поднялся подполковник медслужбы. Измерения показали, что там можно находиться не более трех с половиной минут". В некоторых местах — до 20 секунд.

Вес экипировки "крышевиков" — 40 килограммов. Плавки, безрукавка, фартук, нарукавники, назатыльник — все из свинца. Руки прикрывали резиновыми перчатками, лицо — пластиковым забралом.

Собеседник уточняет, что в его полку на крыше работали только "партизаны" в возрасте от 35 до 45 лет — "те, у кого уже были дети". Солдат-срочников и молодых сержантов берегли: "им только предстояло стать отцами".

Швырнуть и бегом в укрытие

Выпускали на крышу строго по гудку.

"Надо было схватить любой предмет, подбежать к пролому не ближе двух метров, швырнуть туда, — говорит ликвидатор. — Потом бегом в укрытие. Тяжелые куски грузили вместе и подтаскивали на носилках".

Особенно пришлось попотеть над одним 350-килограммовым урановым осколком. Обросший крупными кусками графита, он оказался приваренным к решетке ограды. Оторвать и сбросить урановую глыбу в реактор удалось седьмой по счету бригаде. Всю четверку наградили медалями "За отвагу".

Никакой инициативы

У каждого "крышевика" в нагрудном кармане лежал индивидуальный дозиметр. Данные об облучении вносили в личную карточку.

"В нашем полку фиксировали дозы от 11 до 44 рентген. Тех, у кого больше 25, немедленно увозили в госпиталь и в полк уже не возвращали", — отмечает Брилович.

Сколько погибло ликвидаторов, очищавших крыши, точно никто не знает. Сам Брилович столкнулся с двумя трагическими эпизодами. Оба произошли из-за нарушения главного правила: не проявлять ни малейшей инициативы.

"Один из "партизан" подбежал к пролому и заглянул внутрь аварийного реактора. Отскочил шагов на десять, упал замертво", — рассказывает он.

В другой раз погиб молодой спортсмен. Крыши верхних смотровых площадок, до которых нужно было добираться по вертикальным лестницам, дезактивировали курсанты пожарных училищ — перворазрядники и мастера спорта.

"Это была колоссально сложная и опасная работа, — продолжает ликвидатор. — Ее окончание один из спортсменов решил отметить, водрузив на площадке красный флаг. Его премировали пятью тысячами рублей (средняя зарплата по стране была в районе двухсот). Но он не успел ничего потратить — умер".

Грибы давили ногами, чтобы никто не съел

Из так называемых чернобыльских чудес Брилович вспоминает радиоактивные фрукты.

"В августе созрели огромные яблоки — величиной с арбуз средних размеров. Сладкие и ароматные. Мы строго-настрого запретили личному составу их трогать. Так и было, пока один "мудрый" физик, доктор наук, не опубликовал в "Правде" статью: "А мы не боимся есть яблоки в Чернобыле. Чтобы набрать максимально допустимую дозу, надо съесть не менее 300 кг". И мои "партизаны" стали привозить их с работы мешками. Приходилось обливать соляркой".

Позже, по словам собеседника, в лесах выросли опята и белые грибы с сорокасантиметровыми шляпками. Офицеры давили их ногами, чтобы никто не съел.

В покинутых людьми деревнях быстро появились новые хозяева.

"В каждом дворе, где осталась домашняя птица, поселилась лиса — охраняла "своих" кур от других хищников и съедала по одной по мере необходимости".

Брилович провел в зоне аварии три с половиной месяца. То, как командировка отразилась на здоровье, обсуждать отказался.

Лишь грустно заметил: "Ничего веселого".

"Сразу ничего не почувствовали — это же не пули"

Утром 27 апреля двадцатисемилетний летчик из Торжка Геннадий Галкин вернулся домой после дежурства в аэропорту. Но не прошло и трех часов, как за ним заехали сослуживцы.

"Сказали, что летим на Украину тушить пожары. В аэропорту готовили все вертолеты Ми-6 и Ми-26, — вспоминает Геннадий Иванович. — Прибыли в Чернигов. Там уже находились десятки бортов Киевского военного округа. Каждый день добавлялись новые — из Воронежа, Аральска, Каунаса, Грузии".

Первый вылет к поврежденному реактору экипаж, в котором служил Галкин, совершил 29 апреля.

"Сыпали песок со свинцом, — рассказывает он. — Для этого нужно было пролететь на небольшой высоте над руинами поврежденного энергоблока, которые излучали тысячи рентген. В принципе, мы знали, что там высокая радиация: наш штатный дозиметр зашкаливал. Но сразу ничего не почувствовали — это же не пули".

Через пару дней, "когда прилетел вертолет-химразведчик, сообщили, что радиация 1800—2300 рентген". Ликвидатор признается: "Стало не по себе. Я был молодой, только женился".

"В 38 отправили на пенсию — как балерину"

В первые дни вертолеты шли к поврежденному энергоблоку сплошным потоком.

"Летели на карьер — там "партизаны" закидывали в парашюты мешки с песком и привязывали их стропами к замку на вертолете. Заходили на реактор с высоты 700 метров, опускались до двухсот и ниже и по команде с земли сбрасывали груз в кратер", — продолжает Галкин.

При снижении температура в кабине поднималась до восьмидесяти градусов. Летчики задыхались от жары. Защитных средств не было. Чтобы хоть как-то обезопасить себя от излучения, выкладывали пол кабины свинцовыми листами.

"К вечеру все равно горели руки и лица, тошнило, рвало", — говорит летчик.

Командировка продлилась десять дней.

"Тех, кто облучился выше допустимого, самолетом отправили в госпиталь в Москву. В нашем экипаже всем поставили около 25 рентген. Мы вернулись в Торжок".

Эти десять дней, по словам Галкина, разрушили все жизненные планы: "Про болячки упоминать не буду, но в тридцать семь меня списали на землю, а через год отправили на пенсию — как балерину. Мечтал, что будет много детей, а родилась только одна дочь".

Из экипажа Галкина сейчас в живых лишь он и еще один летчик.

"Не думал, что буду командира хоронить, — вздыхает ликвидатор. — Он не выпивал, не курил. Вроде был здоровым. И вдруг — опухоль головного мозга".

Дисциплина и сухой закон

"В декабре 1986-го ликвидация продолжалась уже более полугода, — рассказывает Юрий Федоров. — Завершили строительство саркофага. Я думал, все закончилось, но оказалось — нет".

Федорову тогда было сорок лет. Он служил в артиллерийской учебке политруком. Незадолго до Нового года майору предложили заменить "приболевшего" коллегу в бригаде химзащиты, дислоцирующейся под Припятью.

Восемнадцатого декабря он прибыл в лагерь у села Ораное, километрах в сорока от АЭС. Там размещались 2,5 тысячи военнослужащих.

"В американских фильмах показывают, что нам спиртное ящиками подвозили, — отмечает Федоров. — Это байки. Там царили жесткая дисциплина и сухой закон".

Из 60 суток командировки почти все время Федоров провел на АЭС вместе с "партизанами".

"На улице смывали радиацию специальным раствором из АРСов, а в помещениях — шваброй и тряпкой. Снимали лопатами грунт, грузили в машины и увозили в могильники. Технику, как и людей, проверяли дозиметром. Если не проходила контроль, сразу отгоняли в могильник", — описывает он процесс дезактивации.

Никто из "партизан", по словам собеседника, не жаловался. "Помню, говорили, что каждому своя война досталась. Одним Великая Отечественная, другим афганская, третьим — чернобыльская. А кому-то и сразу две".

Наряду с мужеством и отвагой у ликвидаторов, отмечает Федоров, "присутствовала и какая-то бесшабашность, безразличие к собственному здоровью". Вспоминает, как "крышевики" называли себя биороботами.

"Некоторые командиры посылали на крышу одного человека по два, а то и по три раза — с согласия самого "крышевика", — говорит он. — Так можно было быстрее набрать свой "потолок" и уехать домой".

Мясо, пепси и запчасти

"В Чернобыле было и то, что называется "кому война, а кому — мать родна", — добавляет Федоров. — Кто-то мародерствовал, где-то мясо для ликвидаторов на сторону уходило. Пепси, минералку, которые привозили бесплатно, продавали в магазине прямо на территории лагеря. Некоторые шастали за колючую проволоку, где люди побросали машины. Разбирали их на запчасти, отмывали специальным раствором. Таких мы ловили".

Но подобные случаи, по словам бывшего политрука, "были единичными" — в основном все честно выполняли свой долг.

Более шестисот тысяч человек спасали мир от последствий аварии в Чернобыле. Это продолжалось в течение четырех лет. Большинства ликвидаторов уже нет в живых.